„Воскрешение“ Могилова
„Воскрешение“ Могилова
Он умер в больнице в пятницу, в два часа ночи. Спустя два часа после кончины, была констатирована врачами его смерть, последовавшая от порока сердца после гриппозного воспаления легких. Спустя еще пятьдесят восемь часов, т.е. в воскресенье в два часа дня, его хоронили. За гробом шла порядочная толпа народа, в том числе, ближе к гробу, родные и товарищи покойного. Процессия, под звуки похоронного марша, чинно двигалась за Кируль – на кладбище. Некоторые из провожатых тихонько говорили между собой.
– Как живой Павел-то…
– А чуть-ли не живого и хоронят-то?..
– Я слыхала, будто руками он шевелил…
– Говорят, глаза открывал…
– Да, да, и даже посмотрел на всех, да с такой жалостливой усмешкой…
– Бедненький! Ведь он все видит и слышит, а сказать то вот не может… О. господи!..
– И руки-то сгибаются, не как у мертвого, а точно вот как у сонного…,
– А, взаправду, не сонная-ли болезнь у него?..
– А и верно, Степановна!.. Ходит, слышно, она и у нас в Устьсысольске.
– Ходит, ходит, даже в газете будто об этой болезни-то написано…
– Мне страшно что-то стало… Я уж не пойду дальше то… Не заболеть-бы, боже упаси, да уснуть вот тут на дороге-то…
– Да и то, Степановна, вернемтесь-ка домой лучше, жутко что-то…
– И многие вернулись с полпути, – некоторые до кирульской церкви доходили, другие чуть-чуть подальше, так-что на кладбище дошли родные и самые близкие товарищи покойного, которые несли по-переменно гроб с его прахом, и совсем маленький пучек из посторонних „зрителей“.
– Над свеже-вырытой могилой, над гробом, стоя на мерзлых глыбах земли, двое молодых педтехникумцев произнесли краткие надгробные речи в память об ушедшем товарище Могилове (он был педтехникумец) и стали закрывать гроб крышкой…
– В это время публика почти совершенно улетучилась из кладбища, остались только 2-3 человека, чтобы зарыть тело Могилова в могилу…
А оказывается, как раз после этого на кладбище разыгралась тяжелая сцена, произошел из ряда вон выходящий случай – Могилов ожил в гробу…
***
Через целые сутки, т.е. в понедельник, еще никто не знал об этом „чудовищном“ происшествии. Но это об’ясняется вполне естественными обстоятельствами: во-первых, очевидцы случая, вероятно, так сильно были потрясены, что их „души перенеслись в пятки“, а так как зимой эти самые пятки находятся в толстых валенках, то оттуда души не могли ораторствовать (ни пикнуть даже!). Во-вторых, понедельник – выходной день у торгслужащих и лавки были закрыты, так-что негде было образоваться большому скоплению народа (особенно женскому сословию), где-бы можно было разбирать по косточкам житейские дела. Вообще понедельник в Устьсысольске прошел спокойно.
Но на следующий день, во вторник, с самого утра весь город – от Парижа до Кируля – был охвачен сенсацией. Везде и всюду – на улицах, в учреждениях, в магазинах, в общественных и частных, – везде заговорили: –
– Могилов жив!..
Конечно, и до меня дошла эта весть, но я попросту плюнул на это и сказал:
– Чушь! Ерунда!
Однако, когда я вышел из дому и каждый встречный и поперечный стал задавать мне один и тот-же (точно заранее все сговорились!) вопрос: „Слышал Могилов то? Ожил ведь, говорят“, – то и меня начало брать сомнение: „может быть, и в самом деле?..“ Оно вполне понятно: сколько было случаев о погребении заживо! Все возможно!.. Однако…
– Но как-же врачи-то? Они ведь, констатировали его смерть – спрашиваю у одного, „мудрого мужа“.
– Ну, что понимают еще в этом деле наши врачи? Тут брат, сама природа… Она, брат, еще хранит много много тайн. Даже дважды констатировали один раз в больнице, другой раз уже в гробу, перед самым выносом, а вот, поди-ж <…> узнали… Чуть-чуть человека заживо не похоронили.
– Здорово, Виктор Алексеевич! – останавливает меня какой-то незнакомый (меня-то видать знает) – Ты в газету про то напиши обязательно…
– Про что? – недоумеваю я.
– Да про Могилова-то. Не слыхал разве? Ожил ведь парень-то…
– Неужели? Не вериться что-то.
– Вот, чудак ты какой! Все говорят. Он уже в больни<…> Как это стали заколачивать крышку-то, внутри и затарабанил. Открыли, – а он там машет руками и бьет ногами… Все лицо себе исцарапал до-крови. Ну, его тут-же на санки и айда!.. Вот какая штука!.. Но, до свидания, спешу домашним сказать.
Прямо-таки удивительное происшествие! Раз все говорят об этом, то все-таки что-то было – без огня дыму не бывает.
Чтобы окончательно убедиться в правдивости этих разговоров я в конце концов решил навести справку у брата покойного – я слышал, брат его служит приказчиком в мануфактурном !!!!!! Горпо. Он-то уж должен знать, конечно. После нескольких остановок, посвященных все одному и тому же вопросу, я дошел до магазина и остановился у дверей в нерешительности – зайти или нет? А мимо, по узенькому, обледеневшему тро<…>, проходили говорившие между собой люди, а от них доносились до меня отдельные фразы, такие:
– Все разбежались сначала<…> стучит в гробу-то…
– Ох, и страшно-же ему, там было!..
!!!!!! все о том“, подумал я и вошел в магазин. Народу много. Приказчики хлопочут за стойками, покупатели одни у прилавок „облюбовывают“ товар другие просто стоят и о чем-то шепчутся. Я не знаю, который из приказчиков брат Могилова. Потом вдруг стало мне как-то совестно лезть к нему при народе за такими справками: „да, может, и неправда все это“. А уйти без покупки тоже нехорошо: „эх, скажут, шляется, делать-то видно, нечего“.
– Тот, белый-то приказчик, его брат будет, – вдруг слышу возле себя голос. Говорят какие-то две женщины, одетые по городскому. – А у Павла-то была сонная болезнь, какой-ко катаргический сон будто…
– Ой, батюшки, стало быть уж такой тяжелый, хуже каторги значит…
„А, вот оно что! Летаргический!“ – кольнуло у меня в голове. – „Это возможно, вполне допустимо“. И я, внезапно удовлетворенный этим, не сделав никакой покупки, в одну секунду вышел.
На улице – снова аттака:
– Сколько раз я говорил, – пристал ко мне один человек с портфелем в руке, – надо хоронить умерших не в могилах, а в склепах, как было у евреев во время оно…Ведь, почему Лазарь воскрес?.. Ну, наконец, трубку провести от гроба на поверхность, чтобы, в случае чего, похороненный мог обращаться за помощью…
– Ну, понес ерунду!... „Трубку“. А зловоние какое пойдет, если в каждой могиле будут трубки торчать!..
– Ну, так что-ж? Тогда-бы люди были гарантированы от подобных ошибок, и заживо погребенных можно-бы было в два счета спасти… Хорошо вот, Могилов-то успел проснуться во-время и затарабанил в гробовую доску, а случись это несколькими минутами позже – крышка бы была, могила!.. Теперь-то, конечно, он поправится в больнице. Говорят, будто-бы уже дышет…
Только успел я зайти домой, как навстречу выбегает из кухни мой сынишка-ученик с тетрадкой в руке и, заикаясь говорит:
– Папа, Могилов-то ожил уже! У него был, вот… (Заглянул в тетрадку) вот…метеродический сон!.. Учительница нам говорила… В больнице он лежит!..
– Не метеродический, а летаргический! – поправил я.
– Ну, вот, это самое… Все ученики у нас знают…
Чтобы отвлечься чем-нибудь от надоевшего за день жужжанья, вечером отправился к одному товарищу. Представьте себе мое разочарование! Только я в ступаю за порог, он сразу обдает меня все тем-же:
– Слышал? Могилов-то ожил…
– Слышал, слышал…
Кое-как просидел у него с полчаса и, сославшись на „некогда“, ушел.
***
Чем дальше в лес, тем больше дров. В среду уже не оставалось в Устьсысольске такого уголка, куда-бы не проникла поразительная злоба дня, везде говорилось на всевозможные лады о чрезвычайно – необычайном случае с Могиловым. К страрым песням прибавились новые припевы:
– А врачей-то будут судить, говорят…
– За что?
– Зачем дают хоронить живых людей! Ну, и здорово припаяют!..
– Чепуха!.. Ошибки всегда возможны, товарищ, – заступаюсь я за врачей.
– Это – не ошибка и не фунт изюму!.. После этого, вся медицина ни черта не стоит, вот что я скажу!..
– Ну, брось ты словоблудить-то!
– Да ты сам подумай: теперь, вот, ходит у нас сонная болезнь, и стоит к примеру мне, или тебе, или другому, как-нибудь заразиться и уснуть временно, врачи констатируют смерть и –фью! – за Кируль! А там – „о жизни покончен вопрос“…
– Эх, ведь, как ты разгорячился! Не беснуйся, никто тебя заживо не снесет на кладбище!... А сонной болезни пока у нас не слышно…
Днем уже громко звучал новый припев:
– К Могилову-то не допускают врачей. Его охраняют милиционеры…
– От чего охраняют?
– А чтобы врачи-то не отравили его.. Видишь ли, им теперь неудобно, что определенный ими мертвый Могилов обратно ожил… Вот и караулят его милиционеры-часовые.
А вечером кто-то из устьсысольцев уже видел самого, живого Могилова: будто бы он шел вниз по Набережной и нес под мышкой узелок с погребальным бельем, постоял, будто, немножко перед зданием педтехникума и сказал:
– Ладно, вы похоронили меня, а я все-таки жив, и скоро снова буду слушать лекции вместе с вами!..
Сегодня, наверное, уже на самом деле он слушает лекцию по какому-нибудь „ведению“?
***
Нет уж!.. В пятницу,<…> та, в 2 часа ночи товарищ Могилов, действительно, умер. <…> время, начиная с воскресенья <…> вчера, и сегодня он лежит в могиле за Кирулем; и завтра долго-долго будет он там лежать, сгниет, а не вернется уж в нашу среду, в общ<…> Живых, ибо мертвые не воскресают…Никакого „необыкновенного случая“ во время его похорон не было, а все это придумано устьсысольскими сплетниками. Это они „воскресили“ умершего тов. Могилова – <…> чесанием своим. Это – один из обычных мещанских привычек распускать слухи и трепать языками. Кто-то один сдуру тявкнул ерунду, кто то другой подхватил и отсебятины прибавил, пустил ее дальше и – пошла писать, шипеть и раздуваться. Конечно, в конце концов всякая ложь и эта тоже, лопнет, как мыльный пузырь, на как не надоест <…> людям вечно сплетнями, небылицами, росказнями? Эх, по<…>нить-бы их всех в каком-нибудь болоте!
ԋобԃiнса Вiттор
.
«Воскрешение Могилова» : (вместо фельетона) / Небдiнса Вiттор // Югыд туй. – 1926. – 28, 30 марта.
